Дальний гарнизон
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ВЕЧЕРНЯЯ ПОВЕРКА
Вечерняя поверка.
Над плацем лунный диск,
и Марс или Венера
посматривают вниз.
В палатках пахнет мятой
иль порошком зубным.
Сигнала ждут солдаты
над письмами к родным.
Спокойное затишье —
закончен жаркий день,
И поднялась повыше
пехота на ступень.
И снова отработан
весь комплекс штыковой,
солдатским куплен потом
успех на огневой.
И марша завершеньем —
в полдневную жару
был «бой» на окруженье
поселка на юру.
И возле карт Китая
не спорили дружки,
последние втыкая
победные флажки.
...Оркестр ударил лихо!
(Флейтист влюблен в мажор,
не знает слова «тихо»
литаврщик до сих пор.
С войны привычка эта:
тогда гремел окрест
с рассвета до рассвета
совсем иной оркестр.
Попробуй слабой медью
покрыть снарядов вой!
И с громом шел к Победе
оркестр полковой.)
* * *
На плац побатальонно
идет Берлинский полк,
шаги граня влюбленно
и в песнях зная толк.
И сердце, как сквозное
раненье, защемит,
когда он вдруг родною
«Махоркой» задымит.
И я припомню снова
товарищей в строю
и песнь полка родного
вполголоса спою.
...Ты был мне колыбелью,
Второй десантный полк!
В подоткнутой шинели
и я в атаку шел.
Я был стрелком не лучшим,
не первым храбрецом,
но на снегу скрипучем
упал вперед лицом,
упал, метнув гранату,
чтоб земляки прошли
быстрее к Сталинграду
и дальше —
полземли!
Я был простым солдатом,—
мильоны нас таких,
крещенных Сталинградом!
Пусть числят нас в живых
и к строю снова годных
в сенате,
в той стране,
где господа сегодня
готовятся к войне.
* * *
Мне чудится, что знамя
гвардейское плывет
во мгле перед бойцами,
как по волнам.
И вот,
песка касаясь краем,
горит багряный шелк,
в лучах луны играя
и озаряя полк.
Легко у знаменосца
наклонено древко.
Оно не шелохнется
в руках у Головко.
И он несет, как пламя,
как свет большой души,
простреленное знамя
перед полком в тиши.
И полк на месте замер.
Кто знает этот миг?
Влюбленными глазами
проводит фронтовик
военную святыню
гвардейского полка.
Он с ней пришел в пустыню
и с ней уйдет в века.
И на гвардейском стяге,—
где Ленин, как живой,
где орден, что в атаке
заслужен под Москвой,—
он видит путь свой долгий:
года,
недели,
дни,
разбитый дом над Волгой,
ракетные огни.
Припал губами к стягу
молоденький солдат:
— Клянусь тебе ни шагу
не отступать назад!
И вот уже солдата
ведет война вперед.
И слава Сталинграда
с ним рядышком идет.
И на границе к стягу
опять припал солдат:
— Клянусь тебе ни шагу
не отступать назад!
* * *
Мне чудится, что знамя
гвардейское плывет
во мгле перед бойцами,
как по волнам.
И вот
курянин глаз не сводит
со знамени полка.
И кровь по жилам ходит,
как жаркая река.
И дышит глубже, глубже
под гимнастеркой грудь.
— За этот самый лучший
на белом свете путь
с хорошими друзьями
под полковое знамя,
пробитое в бою,—
я, пехотинец Зыков,
все силы отдаю!
Тебя, святыня наша,
сумею уберечь!
* * *
...Торжественного марша
медлительная речь.
Берлинский полк на месте
застыл.
И в этот миг
солдат, убитый в Бресте,
в строю, как свет, возник.
— Фомин!
И помкомвзвода
ответил:
Пал в бою
геройски за свободу,
за Родину свою!
...Из стороны болотной,
где след траншейный свеж,
Фомин, солдат пехотный,
вернулся на рубеж —
воскрес под шелком алым
у мира на виду,
на правом фланге встал он
в незыблемом ряду!
Так вот оно, бессмертье,
не в песнях — наяву!
И пуля, что в предсердье
вошла, свалив в траву,
солдата не отнимет
у молодых друзей.
Он даже мертвый с ними
стоит у рубежей!
Да,
как на обелиски,
во всех концах земли,
мы в полковые списки
товарищей внесли.
Они свое оружье
вручили нам, живым.
И ты сегодня служишь,
не расставаясь с ним,
в пустыне приграничной,
храня Отчизну-мать!
* * *
...Есть в армии обычай
у знамени снимать.
На фоне полкового
запечатлеют вас —
солдата рядового,
как принято, анфас
И полетит далеко
в письме, за сотни верст,
в парадной форме сокол
во весь гвардейский рост,
И девушке приснится
при знамени герой.
И станет мать гордиться:
«Весь род у нас такой!»
* * *
Ждала вестей Татьяна,
но почтальон не нес.
Вернется с поля рано —
грустит чуть не до слез.
Как наказал ей Федя:
на поле — за двоих.
А писем нет...
Соседи
прошли,
и вечер тих.
Одна, одна Танюша
ступила на крыльцо.
Кто обогреет душу,
заглянет кто в лицо?
Но только отворила
нескрипнувшую дверь —
сорвался белокрылый
к ее ногам конверт.
В конверте том на фото
у знамени заснят
гвардеец Зыков Федор,
Отечества солдат.
Он снова в жизни верный
ориентир берет.
Он сделал уже первый
в учебе шаг вперед.
Он суше стал и шире,
и выше стал чуть-чуть.
Он страж покоя а мире,
он встал на батькин путь...
Об этом он Татьяне
прислал письмо в село.
Ни дни, ни расстоянье
не выдули тепло —
солдаты, офицеры
прислали ей привет,
и в каждой строчке
веры
и силы чистый свет!
И Таня сочинила
любимому ответ.
Жаль, кончились чернила
и слов в запасе нет!
Всему не уместиться
страничках на пяти.
Пошло письмо к границе
по авиапути.
К брезентовым палаткам
опустится оно,
где после марша сладко
солдаты спят давно,
где на ночь, для прохлады,
подвернуты края.
...Поэму про солдата —
был сам таким когда-то!—
заканчиваю я.