Виктор Панков ВОЗМУЖАНИЕ ХАРАКТЕРА
...Когда личное в поэте противоречит общественному, оно уводит к мелкомыслию, субъективизму. Но когда личное вливается в общие чувства людей своей эпохи, оно насыщается подлинной значительностью.
Через солдатскую лирику к энергичной поэтической публицистике шло творческое развитие Семёна Гудзенко. В 1939 году он приехал в Москву, в Институт истории, философии и литературы. Первые стихи его были талантливы, но во многом еще книжны. На одном из вечеров, носивших как бы "экзаменационный характер", для студентов нового набора он читал стихотворение "Художник" (второе заглавие – "Эмигранты"), – хорошо написанное стихотворение об опустошенности людей, оторвавшихся от родины. Тема и образы были взяты из книг. Кажется, это стихотворение нигде не печаталось. Приведу его здесь. "Художник", по сохранившейся у меня записи, звучал так:
В заигранных гитарах,
В безвыходности сдвинутых столов,
Есть духота безверия
и старость
Привычек
и поверий,
и богов.
Здесь раскаляли мраморные столики
До белого каления
и пели
О родине далёкой только,
О кабаке и тишине молелен.
А он не знал сибирских бездорожий,
Наречия отцов, и для него
Париж был Переяславля дороже,
Дороже переяславльских снегов...
Он вырос здесь, но рисовал колодец
Бревенчатый и тополя над ним...
Или снега – ямщик коней колотит
И гонит их на чуть заметный дым...
Или туман над заводью болотной...
И у картин рыдала тихо мать,
И старики молились на полотна,
А он не мог отчаянья понять.
Не мог понять:
Он срисовал из книг их.
Так было модно, покупали их;
И что ему до бездорожий
диких
И до тоски
родителей своих.
Видна была неплохая техническая вооруженность автора. Умел он вообразить далёких от него по духу людей, их состояние духовной опустошённости. Но на стихотворении лежал отражённый свет литературных источников. Это были для поэта не своя тема, не своё переживание. По-своему он показывал умение перевоплощаться. Молодые поэты вообще очень часто начинают с перепевов известного по другим произведениям искусства. Для дальнейшего творчества книжных впечатлений было бы, конечно, недостаточно. Остановись автор на подобных, пусть интересно сделанных вариациях заимствованных тем и образов, он не смог бы проявить своей оригинальности. Требовалось более близкое обращение к своему современнику. Сравнение "Художника" с последующими стихами С. Гудзенко ясно показывает, как углублялось содержание его лирики.
Юноша, начинавший с книжных подражаний, к концу войны оказался в ряду тех поэтов, которым удалось выразить глубокие чувства своих однополчан. Не случайно именно так – "Однополчане" – назвал он свой первый сборник. Автор был внимателен не только к "внешнему облику" фронтовых будней, но к самому смыслу жизни товарищей по оружию. Ведь и будучи в полку, в дивизии, во взводе, некоторые люди видят лишь себя "осью событий", не умеют прислушиваться к общему движению и настроению, шагать в ногу со всей ротой. Поэт крайне обедняет себя, когда остаётся нечутким ко всему окружающему, не выверяет свое миропонимание по общему духу коллектива.
Зимой 1939 года С. Гудзенко провожал своих друзей студентов-добровольцев на финский фронт, а летом 1941 года те же друзья уже навещали его в подмосковных военных лагерях. Потом фронт и всё пережитое им в действующей армии отразилось в крепко кованых стихах. Они обратили на себя внимание правдой изображения солдатских будней. Стихи были ясные, энергичные; в них отсутствовала свойственная нередко молодым авторам чрезмерная аффектация.
Он умел говорить о суровом, не запугивая читателя страхами. Он писал не просто о трудностях фронта, а о преодолении этих трудностей, не об удивлении молодого солдата перед необычным, а о возмужании характера. Эти акценты очень важны. Сказать о тяжести войны – мало, нужно показать, что воины освободительной армии сильны своим коммунистическим и патриотическим духом.
По стихам С. Гудзенко так же, как и по стихам других авторов, можно проследить путь солдата-юноши на войне. Поэты этого поколения дали не только лирику "первых впечатлений", непосредственных переживаний на фронте – они запечатлели образ молодого солдата в его характерных чертах, как солдата войны отечественной, освободительной. К этому стремился и С. Гудзенко. Его стихи о победе рассказывали не только о пройденных путях, но и о готовности к новым делам в честь родины. "Послесловие 1945 года" он заканчивал строфой:
Случайные попутчики!
Солдаты
передних линий, первых эшелонов!
Закончилась вторая мировая.
Нас дома ждут!
Гони, шофер, гони!
На первом плане мысль о том, что остановки не будет, привал не затянется. В последующих строках мысль эта ещё более уточнена.
В другом стихотворении ("Было всякое") строки о наступившей тишине возникают лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть: "Мы с тобой без подвига, без дела, без тревоги не сумеем жить!"
Поэт несколько раз возвращается к теме победы, к изображению однополчан на новых, мирных рубежах. Пожалуй, особенно удачно дух новых дерзаний выражен в таких лирических стихах:
Спокойный выдох.
Чище вдох.
(Покой после отбоя.)
...А всё же помню между строк:
Весь путь наш – после боя.
Ни в чём нам отступать нельзя.
В чехол не прячьте знамя!
За нами мёртвые друзья,
И раненые с нами.
И, как весенний громобой,
Кровь громыхает в теле.
Мы снова в схватке лобовой,
Опять в нелёгком деле.
("Что нам весёлою весной")
Мысль о родстве воинских и трудовых дел, о продолжении подвига передает не только настроения конкретного момента – стихи создают типичный образ современника. "Весь путь наш после боя", "Мы снова в схватке лобовой" – такое ощущение времени отражало оптимистический характер поэзии.
1960