Мы с Симоном (так – "Симоном" – мы его звали) познакомились в Москве в марте 1947 года на I Всесоюзном совещании молодых писателей. В нашей группе занимались Симон Гудзенко, Александр Межиров, Алексей Недогонов, Николай Тряпкин, Марк Максимов, Василий Захарченко и, кажется, Вероника Тушнова. Семинарами руководили Павел Антокольский и Виктор Гольцев. Из Грузии были Реваз Маргиани, Иосиф Нонешвили и я. Лучшие мои воспоминания связаны с Симоном и Алексеем Недогоновым. Алексей перевёл мое стихотворение "Озеро в пионерском парке" и напечатал в журнале "Молодой колхозник". Симон меня познакомил с Москвой и обещал приехать ко мне в Батуми. Под тогдашним впечатлением я Симону посвятил стихотворение "Вот кремлевские куранты". Оно было напечатано в моём сборнике стихов "Мой город", который вышел в Государственном издательстве Аджарии в 1951 г.
        В начале 1948 или в конце 1947 года Симон с молодой супругой, очаровательной Ларисой, приехал в Батуми. Остановился он в гостинице "Интурист". Я просил его переехать ко мне, но он отказался – не хотел стеснять нас. Мы тогда жили на улице Руставели, д. № 27. В честь Симона я у себя дома устроил небольшой литературный вечер. Пригласил своих друзей. Были прозаик Илья Руруа, поэт Алеко Шенгелия, астроном Георгий Тевзадзе – любитель поэзии (впоследствии он открыл новую звезду и назвал "Шота Руставели"), журналист Акакий Шония, заслуженный деятель искусств директор и художественный руководитель Батумского драматического театра Арчил Чхартишвили.
        Больше спорили о поэзии, нежели пили. Пили, кто сколько мог. Меньше всех пил Симон. Лариса была неотразима. Она слушала нас и ухитрялась советоваться с моей супругой Тинатин, как готовить грузинские блюда, которые впервые отведали молодожёны.
        Спор зашёл о том, нужно ли писать стихи на вечные, неувядаемые темы, или повседневные, наболевшие темы. Симон уверенно и искренне доказывал, что нужно учиться у Маяковского – писать о злободневных явлениях, нужно писать правдиво и честно, не кривить душой. Только такие стихи могут быть долговечными. Не тема решает судьбу стихов, а кому они адресованы, вложил ли ты в стихи свою душу, частицу своего сердца.
        И как забыть! Симон моей дочурке Манане – тогда ей было 2-3 годика – подарил поющий волчок. Манана долго хранила этот подарок.
        В 1950 году мне снова посчастливилось посетить Москву. Был на Всесоюзном совещании фольклористов. С Симоном я встретился в Союзе писателей. Мы обнялись. Он очень был рад этой встрече. Вечером он пригласил меня к себе. Тогда Симон жил, если я не ошибаюсь, на улице Чайковского. Когда мы вошли, стол уже был накрыт. Лариса извинялась, что Симон и она не могут меня принять так, как я их принял в Батуми. Но это было проявление скромности. Всё было отлично. Меня угостили блинами с самыми различными начинками. Симон сказал: вы меня угостили по-грузински, а я тебя – по-русски. Конечно, на столе были не только блины, но и разные вкусные блюда и вина, в том числе и грузинские.
        Симон снова приехал в Батуми в том же 1950 году. Вероятно, в конце года. Почему я так думаю? Я тогда работал в редакции газеты "Советская Аджария". Хотел перевести новые стихи Симона и напечатать в нашей газете. У него новых стихов не оказалось, и он предложил недавно напечатанное стихотворение "Американцу в Корее". В стихотворении говорится о том, как проводит американец рождественский праздник во Вьетнаме. Эта тема подходила к новогоднему номеру газеты. Я перевёл и напечатал, а потом включил в мой сборник стихотворений "Мой город", изданный в 1951 г.
        Перед отъездом Симона и Ларисы в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонил Симон:
        – Дорогой Гоги, я у Иосифа Нонешвили. Пожалуйста, приходи поскорее.
        Я немедля поспешил к нему.
        Родственники супруги Иосифа – мать, отец и братья – жили неподалёку от моего дома. Иосиф тогда был в Батуми и пригласил к себе Ларису и Симона. Когда я вошёл, Симон бросился ко мне, а Лариса, которая тогда ждала ребёнка, лежала в постели. Ей было дурно, и хозяева были обеспокоены. Когда я подошел к ней, она привстала, улыбнулась, поздоровалась и сказала, что ей лучше. Встала, подошла к столу. Несколько минут мы посидели. До отхода поезда оставалось полчаса, и мы пошли провожать дорогих друзей. После этого вечера я Симона не видел. Только раз на съезде писателей Грузии я увидел Ларису, которая приехала в Тбилиси с Константином Симоновым. Но я к ним не подошёл. Мне было трудно видеть Ларису женой Симонова. Может быть, это нелепо, но иначе я не мог поступить.

        1986