Светлана Ярославцева «НАША ЖИЗНЬ – ВСЕГДА ПЕРЕД АТАКОЮ!»

Статья публикуется в редакции сборника "Гудзенко С.П.  Дальний гарнизон" – М. : Советская Россия, 1984

 

        Не каждый поэт уже с первых опубликованных стихов становится лидером нового поэтического поколения. Семена Гудзенко называли так многие поэты-фронтовики (М. Луконин, С. Наровчатов, В. Субботин, М. Максимов и другие), как и он, начинавшие свою литературную биографию на полях сражений Великой Отечественной войны. Гудзенко сумел передать тот неприкрашенный окопный быт, тот напряженный ратный труд, которыми жили на передовой, тот клич победы, крик боли и ненависть, которые переполняли тогда каждого и которые, казалось, невозможно высказать словами.

        Эту особенность творчества молодого поэта отметили и известные художники слова, и знатоки поэзии уже на первом творческом вечере Семена Гудзенко, состоявшемся 21 апреля 1943 года. «Пришла какая-то очень земная поэзия, – говорила поэтесса Маргарита Алигер, – в налипшей земле, живая, исцарапанная, и звучит это во много раз убедительнее. Здесь мы чувствуем настоящий трепет жизни, биение живого пульса». Это свойство стихов Гудзенко – чутко и обостренно воспринимать жизнь – подчеркивал и поэт Павел Антокольский: «Привлечен очень большой ответственный материал, который, как сердце, вынутое из груди человека, еще трепещет и сочится всем своим красным содержанием. И это составляет самое большое и благородное достоинство поэзии. В этих стихах биение пульса, перебои дыхания. Именно так и бьется человеческое сердце в своей сумке...»

        Все стихи, прочитанные Семеном Гудзенко на первом поэтическом отчете, были о войне и рождены войною: чуть больше года прошло с того дня, когда осколком мины юный поэт был вырван из фронтового строя. Скитаясь по госпиталям, долгие месяцы оправляясь от тяжелого ранения, он много и плодотворно работает над стихами, вновь и вновь мысленно воз¬вращаясь к тому, с чем столкнулся в первые месяцы войны.

        Когда на нашу страну напали фашисты, Семен Гудзенко заканчивал второй курс ИФЛИ (Московского института философии, литературы, истории имени Чернышевского). Как и многие его сверстники, в последние месяцы перед началом войны он жил в предчувствии ее неизбежности. В июле 1941 года вместе с другими ифлийцами Гудзенко пришел записываться в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). Он с трудом добился разрешения на прием в бригаду: из-за слабого зрения. Но для него жизненно важно было встать в общий строй: как и каждый советский человек, он жаждал с оружием в руках изгнать с родной земли фашистов. Уже шли оборонительные бои под Киевом, городом, где родился (в марте 1922 года) и вырос Гудзенко, откуда, закончив школу, прибыл в 1939 году в столицу покорять поэтический Олимп. Близость к родному городу он ощущал всю жизнь, военные беды Киева острой болью отозвались в сердце юного поэта.

        «Для стихов и боевых эпизодов» предназначил Гудзенко свою первую записную книжку. Но начал заполнять ее не стихотворными строчками, а конспектами занятий по «Подрывному делу»: бригаду в августе 1941 года перебросили в Подмосковье для обучения азам армейской науки, ведь в подавляющем большинстве набирали ее из необстрелянных студентов, спортсменов, рабочей молодежи. Молодые бойцы готовились к походам в тыл врага, готовились взрывать дороги и мосты, закладывать минные поля, чтобы сорвать наступление врага. В середине октября бригаду по боевой тревоге вернули в Москву: в столице объявлено осадное положение. О тех октябрьских днях Гудзенко записал: «Темная Тверская. Мы идем обедать с винтовками и пулеметами. Осень 1941 г. На Садовом баррикады. Мы поем песню о Москве. Авторы – я и Юрка».

        Накануне праздничного парада в честь годовщины Великого Октября бойцы, выстроившись во дворе Литературного института, где размещался в те дни батальон, произнесли слова военной присяги... Все вместе и каждый в отдельности клялись умереть, но не сдать Москвы. На следующий день полки ОМСБОН вместе с другими частями различных родов войск, держа равнение на Мавзолей, в торжественном, суровом марше проходили по Красной площади. А уже через несколько часов после парада первая рота под командованием старшего лейтенанта А. Мальцева, где служил красноармеец С. Гудзенко, как и другие подразделения ОМСБОНа, была отправлена в прифронтовую полосу со спецзаданием: минировать мосты, железнодорожные станции, шоссе, склады и взрывать их, отходя вслед за последними нашими войсками, за группами прикрытия. В тех походах многое было впервые для поэта: бомбежки, гибель первого командира роты, окружение, разведки, схватки с фашистами, победы и радость от встреч с вернувшимися с задания друзьями. В редкие минуты затишья между переходами и минированием Гудзенко писал первые военные стихи, законченные уже позднее, в Москве, после похода. Велик был запас впечатлений: в конце декабря 1941 г. – начале января 1942 г. одно за другим пять стихотворений за подписью «Красноармеец С. Гудзенко» появились в бригадной многотиражной газете «Победа за нами». «Отлично, Семен! – поддержали друзья, – Пиши еще! Про нас – «обветренных и юных»! Здорово ведь сказано!»
        А Гудзенко уже собирался в новый поход. Первая рота почти в полном составе вошла в отряд, сформированный для отправки в тыл врага. Противник, отброшенный от столицы в декабре, вновь готовился к наступлению, концентрируя силы в районах Калуги, Брянска, Смоленска. Именно туда отправился отряд, чтобы уничтожать коммуникации, чтобы помешать осуществлению планов гитлеровцев.

        Те январские дни 1942 года, наполненные жестокими боями, стали, пожалуй, самыми яркими в воинской биографии юного поэта, стоявшего на пороге своего двадцатилетия.
        ...Двадцать два красноармейца не вернулись с поля боя. Погибли, но не отступили. Наутро в Гульцево, где оставались бойцы из отряда, вернулись лишь несколько человек. И Семен клял судьбу, что не довелось ему пойти в тот бой вместе со всеми. Все казалось, что он со своим пулеметом заслонил бы товарищей от огня. В одном из переходов добрались до Хлуднева, только что освобожденного, и увидели место гибели товарищей и их самих...

Однополчан узнал я в черных трупах.
Глаза родные выжег едкий дым.
И на губах, обветренных и грубых,
кровь запеклась покровом ледяным.
Мы на краю разбитого селенья
товарищей погибших погребли.
Последний заступ каменной земли –
и весь отряд рванулся в наступленье.

        2 февраля 1942 года Семен Гудзенко был тяжело ранен осколком мины. Уже в госпитале он подробно записал в дневнике события того дня: «2-го утром в Поляне. Иду в школу. Лежат трупы Краснобаева и Смирнова. Не узнать. Пули свистят, мины рвутся. Гады простреливают 50 м пути к школе. Прибежали... Пули рвутся в школе. Бьет наш «максим». Стреляю по большаку... Пули свистят рядом. Ранен».

        Читаешь – и невольно встают в памяти строки стихотворения «Перед атакой»: столь похожи в нем ощущения бойца под обстрелом:

Снег минами изрыт вокруг –

и почернел от пыли минной.

Разрыв –

и умирает друг.

И значит, смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед.

За мной одним

идет охота.

        Через полгода, по излечении, Семен Гудзенко был признан негодным к строевой службе и прикомандирован к редакции газеты «Победа за нами», где служил до конца войны, время от времени выезжая в командировки: то в Сталинград (после его освобождения), то в части, освобождавшие Украину, Бессарабию...

        Чем дальше он отходил от всех, до мельчайших подробностей запомнившихся, событий первых месяцев войны, тем жестче, грандиознее представлял все увиденное и пережитое. То, что раньше, в пылу сражении, воспринималось хоть и тяжкой, но естественной неотвратимой чертой военного бытия, сейчас перерастало в емкий образ войны. В каждом стихотворении, написанном Гудзенко о войне, – те незаемные, неповторимые впечатления солдата, что приобрел он в боях, те живые, колоритные люди, что стояли с ним бок о бок в окопах, те несгибаемые характеры, что складывались, крепли у него на глазах. Поэт романтического склада, он сумел в своих военных стихах сплавить воедино романтический пафос, приподнятость и суровую, трагическую будничность мелких, казалось бы, деталей солдатского бытия («и у расстрелянных дорог»; «метр окровавленной земли»; «запомнились онемевшие рельсы»; «пепел костров и пепел волос»; «выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую» и т. п.).

        После войны Гудзенко ищет новые, мирные темы. Поиски эти активны, но нередко поэт – лишь восторженный репортер, и это привносит в строки риторику и всеобщность выражений. Но там, где он находил параллели с недавним прошлым, вызывал в душе тревоги и радости солдатского бытия, когда ощущал себя солдатом, а значит, соратником воевавших, погибших, продолживших солдатскую судьбу в мирных делах,– стихи становились открытием. Поэт понимал свою постоянную, плодотворную неразрывность с армейским прошлым, с однополчанами. «Наша жизнь – всегда перед атакою!» – в этом утверждении пафос многих его стихотворений, написанных после войны, но свидетельствующих о всегдашней готовности недавних фронтовиков вновь встать в строй. За время поездок поэта по стране немало было у него и встреч с солдатами, среди которых – и те, что прошли фронтовую выучку, и те, что не нюхали пороха в настоящем бою. Гудзенко читал им военные стихи, стихи о Закарпатье, о Туве, о борьбе за мир и чувствовал, что необходимо писать о них, солдатах призыва 1948-1949 годов.

        «Я все время, глядя на солдат, думаю о том, что мы мало даем им романтических книг об армии. Ведь как волнует их то, что генерал Петров был комроты, а полковник Денисов – старшиной у него. И вот же выросли оба! Вот он, жезл маршала в ранце солдата. Об этом нужно писать...» – такова одна из его записей в дни поездок в Туркестанский военный округ (ТУРКВО) летом 1949 и осенью 1950 годов. И в этих словах, пожалуй, основная мысль, подвигнувшая его писать поэму «Дальний гарнизон» по впечатлениям поездки в одну из частей ТУРКВО. Поэма – прямое продолжение армейских стихов. Сопоставление сегодняшней армии и ее совсем еще недавнего, военного прошлого, показ положительного влияния на молодого солдата (Федора Зыкова) опыта фронтовиков, да и их самих как героических личностей, ставших несомненным образцом для юношества, – это основной прием, определивший выбор и сюжета, и композиции, и персонажей. Показывая ветеранов войны: старшину Головко, генерала Багрова и, конечно, комвзвода Горобцова, Гудзенко невольно возвращается в свое прошлое, и потому столь естественны авторские лирические отступления, сохранившие не только верное ощущение войны, но и точные биографические детали.

...Ты был мне колыбелью,
Второй десантный полк!
В подоткнутой шинели
и я в атаку шел.
Я был стрелком не лучшим,
не первым храбрецом,
но на снегу скрипучем
упал вперед лицом,
упал, метнув гранату...

        Это неподдельное авторское ощущение единства прошлого и настоящего Советской Армии является основным связующим элементом поэмы. Оно одухотворяет эпизоды однообразной на первый взгляд солдатской службы. В нем – исторически обусловленная преемственность боевых традиций старших поколений, закономерность и величие тяжких армейских будней.

        Работая над поэмой «Дальний гарнизон», Гудзенко все более утверждается в правильности своей мысли о том, что военная тема не только не изжила себя, но стала особенно важна в дни обострения международной обстановки: «Многие офицеры, – записывал он в дневнике, – не хотят понимать трагедии первых лег войны и того, что мы плохо готовили народ, мало ему говорили о тяготах войны, о тяжести боев, о силе нашего противника. Теперь поэты и прозаики только так и должны воспитывать народ... Пахнет порохом, и поэтому с еще новой силой встает вопрос о литературе, посвященной послевоенной армии. Об этом надо писать и говорить, чтобы не оказаться в неоплатном долгу перед народом...» Гудзенко мало успел сделать во исполнение этой задачи: поэма «Дальний гарнизон» да несколько примыкающих к ней стихотворений. Но поэма, с первой публикации завоевавшая признание и читателей, и критиков, до сего дня считается одним из лучших поэтических произведений об армейской службе в мирное время. На ней воспиталось не одно поколение молодых воинов. Прошли проверку временем и подавляющее большинство его военных стихотворений и баллад, доныне не утративших своей поразительной достоверности.

        Тяжелая болезнь – отзвук военных ранений – зачеркнула планы поэта. Он перенес несколько тяжелых операций: врачи немало сделали, чтобы вернуть его к жизни. Но он знал, что дни его сочтены: «выбор небольшой: жизнь или смерть». И, оправившись после одной из операций, он пишет свои последние стихи, неразрывно связанные с теми, что написаны в годы войны. Та же воля к жизни, та же верность фронтовому братству.

Ждет меня любимая работа,
верные товарищи, семья.
До чего мне жить теперь охота,
будто вновь с войны вернулся я.

        Жизнь его оборвалась 15 февраля 1953 года. Через несколько дней ему исполнился бы тридцать один год. Немногим более десяти лет продолжался активный творческий период, в течение которого Семен Гудзенко напечатал шесть небольших сборников стихов, седьмой, подготовленный им, вышел уже после его кончины. Он юношей пришел в поэзию и, возмужав за десять лег, остался до сих пор неувядаемо молодым. И в каждой его строке, в каждом движении его души – героический подвиг, совершенный нашей Советской Родиной в Великой Отечественной войне, стремление поэта оградить ее от грядущих войн.

 

 

 

                                                                                                                                      Яндекс.Метрика