Статья публикуется в редакции сборника "С.П.Гудзенко. Стихотворения" - Москва, Современник, 1985

        Ничто, пожалуй, не предвещало судьбы солдатского поэта киевскому школьнику с необычным итальянским именем Сарио, данным ему, по странной прихоти, матерью. Родился С.Гудзенко в мирное, казалось бы, время, в 1922 году, в теплом и ласковом Киеве, колыбели земли русской. Отец — инженер, мать — учительница. Уже в седьмом классе Гудзенко прославился седи сверстников — в дни 100-летия со дня смерти А.Пушкина он занял первое место в конкурсе на лучшее стихотворение о великом поэте. Он дедал в школе доклады о поэтах и писателях и, вдохновленный их судьбами, их творениями, писал о них стихи. Пушкин, Блок, Хлебников... Строки Гудзенко, посвященные им, взрывчаты и ярки, но чужие звуки слышатся в них, чужие мелодии владеют пока юношей.
        Он мечтал быть «поэтом беспокойным и бушующим» и после окончания школы— в августе 1939 г. — уезжает в Москву, где поступает в Институт философии, литературы, истории имени Чернышевского (ИФЛИ). На первом курсе, потрясенный гибелью в боях на финском фронте своих старших друзей по институту, Гудзенко задумывает поэму «Мое поколение» (о столкновении поэта с войной). Уже в отдельных фразах краткого плана первой главы ощутимо его восхищение другом, вернувшимся с финской кампании, и предчувствие, готовность к будущей войне. «Я не могу писать и жить, не побывав на войне», — эта мысль, записанная им в завершение главы, как видно, была настолько сильна в нем, что он вскоре действительно прекратил работу над поэмой.
        Но вот война вплотную надвинулась на нашу страну и многое изменила в тот момент в представлениях поэта. Он стремится на фронт, но не затем, чтобы набраться поэтических впечатлений. «Я на стихах поставил крест. Я не затем пошел в соддаты, чтобы описывать потом своих товарищей походы, а для того, чтобы штыком отвоевать свою свободу, свою судьбу и отчий дом». В этих строкаж, написанных несколько поздннее, тот первый всплеск чувств патриота, с которым в июле 1941 года Гудзенко вместе с многими другими ифлийцами пришел записываться в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. В ее составе он был всю войну. Самым важным для будущего в его венной биографии оказался первый, солдатский год поэта: впечатлениями, полученными в боях под Москвой, питалось впоследствии все творчество С.Гудзенко. Рота, в которой он служил, после тщательной подготовки была поставлена на определенный для нее сектор обороны Москвы.
        А позднее, сразу после парада в честь годовщины Октябрьской революции, во время которого Гудзенко стоял вместе с другими бойцами полков ОМСБОН на Красной площади, отправлена на спецзадание. ЕЙ предстояло минировать мосты, железнодорожные станции, шоссе, склады и взрывать их, отходя вслед за последними нашими войсками, за группами прикрытия. В том походе поэт получил боевое крещение, в том походе на его глазах погиб командир роты. «Нас командира смерть зовет к священной мести...» — строчки первых военных стихотворений рождались на ходу и неровной вязью ложились на страницы записной книжки в редкие минуты затишья. Сразу же после похода он предложил два стихотворения («Боевое крещение» и «Автоматчики») редакции бригадной многотиражки «Победа за нами». Их с восторгом приняли и тут же напечатали. Велик был запас впечатлений, благотворна товарищеская поддержка — и в течение недели Гудзенко написал еще три стихотворения, которые увидели свет уже в следующих номерах газеты.
        А рота тем временем готовилась к новому сложнейшему походу — в тыл врага. Предстояло уничтожать коммуникации, по которым враг подтягивал подкрепление, чтобы помешать намеченному им наступлению на Москву. Те январские дни 1942 года, наполненные непрерывными походами и жестокими боями с противником, стали, пожалуй, самыми яркими в боевой и поэтической судьбе юноши, стоявшего на пороге своего двадцатилетия.
        Но 2-го февраля он был тяжело ранен в бою, и после длительного лечения от строевой службы ого отстранили и прикомандировали к редакции газеты «Победа за нами», где уже появлялись его стихи. В своей газете он печатался всю войну, и собранные вместе эти стихи приобретают особенный интерес — перед нами как бы военный дневник, по которому можно явственно проследить процесс становления поэта. (Именно по этому принципу составлена первая глава книги, где в хронологической последовательности — по времени пу6ликации — собрано подавляющее большинство напечатанных в газете стихотворений. Сохранен и текст первых публикаций.)
        В 1943 году стихи нового поэта С.Гудзенко стали известны и широкому читателю: в марте появились небольшие подборКи стихов сразу в двух журналах — «Знамя» и «Смена». Посылая их вскоре матери, Гудзенко писал: «...не пугайся, если встретишь стихи за подписью «Семен Гудзенко», — это я, так как Сарио не очень звучит в связи с Гудзенко. Надеюсь, ты не очень обидишься...»
        Уже вскоре после первых публикаций в центральной печати молодой поэт становится лидером нового поэтического поколения. Так Семена Гудзенко называли многие поэты-фронтовики (М. Луконин, С. Наровчатов, В. Субботин, М. Максимов и другие), как и он, начинавшие свою литературную биографию на полях сражений Великой Отечественной. «Поэзия — изнутри войны», — в этих словах Ильи Эренбурга определена самая главная черта поэзии Семена Гудзенко, ее принципиальное отличие от всего, что было уже до него написано о войне многими, и очень известными, поэтами, побывавшими на переднем крае в качестве военных корреспондентов. Он же «был пехотой в поле чистом, в грязи окопной и в огне». Там родились его стихи, в которых тяжкий труд солдата, преодолевающего и естественный страх смерти, и безликую лавину войны, сминающую, казалось бы, все на своем пути. Но и в самых трагических моментах стоят наперекор всему мужественные солдаты, однополчане Гудзенко, неизменные герои его стихов.
        Ощутив войну в самом начале с позиций солдата, он не изменил это восприятие до самой победы. «Мы просто пехотинцы» — пишет он о себе и своих товарищах. Если вглядеться пристальнее, окажется, что и за все последующие годы творчества наиболее удачными стали произведения, в которых преломились личные впечатления тех военных месяцев. Недаром же и сам он определял истоки своего вдохновения: «И у меня есть тоже неизменная, на карту не внесенная, одна, суровая моя и откровенная, далекая провинция — Война». И когда в новых мирных темах он находил параллели с недавним фронтовым прошлым, вызывал в душе тревоги и радости солдатского бытия, погружался в беспредельность тишины и красот отвоеванной в боях родины; когда ощущал себя вновь солдатом, а значит, соратником воевавших, погибших, продолживших солдатскую судьбу в мирных делах, — стихи становились открытием. (Этот подход и определил отбор стихотворений для второй и третьей глав книги.)
        Ближе всего к своему прошлому он оказался, побывав летом 1949 и осенью 1950 годов в командировках в Туркестанском военном округе. Он ясно понимает, что военная тема не только не изжила себя, но особенно важна стала в дни обострения международной обстановки: «...Пахнет порохом, — записал он тогда в дневнике, — и поэтому с еще новой силой встает вопрос о литературе, посвященной послевоенной армии. Об этом надо писать и говорить, чтобы не оказаться в неоплатном долгу перед народом...» За этой его заботой, по словам Павла Антокольского, «стояло живое у него чувство поколения, одно из самых властных и организующих у молодого поэта. Он принес его из армии. Семен Гудзенко навсегда запомнил свой солдатский долг по отношению к великому множеству подобных ему молодых, тех, которые погибли, и тех, которые остались в живых. Памятливыми признаниями долга полна его лирика...»
        Тот же долг двигал им, когда сраженный тяжелой болезнью, он перенес сложнейшую операцию и, едва оправившись, писал последние стихотворения. Он знал: «выбор не большой: жизнь или смерть» — вновь ему, как на войне, идти в сраженье. И уверенность духовно сильного человека, верящего, что его выстраданный в единоборстве с болезнью душевный опыт не раз пригодится людям, двигала им, когда он писал строки: «Но даже если жизнь мгновенна, я счастлив жить...» 15 февраля
1953 года его не стало, но в памяти современников, в стихах он всегда остается поэтом-бойцом, который каждой своей строкой — на передовой, в той военной купели, что дала ему пропуск в бессмертие.