Статья публикуется в редакции сборника "Гудзенко С.П. Стихи" М. : Гослитиздат, 1961 Все права защищены

Семен Гудзенко

        В юности он восхищался доблестью отцов в пору гражданской войны, а вот уже нынешний молодой человек говорит о нем с большим интересом и глубоким уважением. У Семена Гудзенко краткая по своим календарным срокам, но полная деяний и драматизма жизнь. Она целиком и без остатка принадлежит нашей бурной эпохе.

…Я родился даже не в двадцатом,
и в гражданскую одним солдатом
меньше полагается считать.
Но зато, когда в сорок четвертом
стреляным,
                   прострелянным
                                              и гордым
вышел полк на горный перевал,
немцы, побратавшиеся с чертом,
сразу позавидовали мертвым,
ну, а я забыл, что горевал
о своем рожденье с опозданьем,
что не смог в семнадцатом году
рухнуть ночью
                          на гудящем льду,
выполнив особое заданье.

        Этот своеобразный стихотворный монолог, озаглавленный "Год рождения" (1947), заканчивается знаменательными словами:

Полк уже по Венгрии идет.
И готов я на дунайском льду
рухнуть ночью,
                          выполнив заданье.
И мой сын,
                   услышав обо мне,
погрустит в тревожной тишине,
что родился тоже с опозданьем.

        Это — живое чувство истории. Дума о преемственности поколений, об ответственности современника, жизнь которого к сожалению, ограничена во времени.
        Есть поэты, чьи биографии глядят на читателя прямо со страниц стихотворных сборников. К числу таких поэтов принадлежит и Семен Гудзенко. Стремительный поток его творчества всегда насыщен питающими его изначальными родниками жизни.

        «Поэзия — честность, настоенная на страстности», — читаем в записной книжке поэта. «...Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши», — сказано там же. С таким мироощущением можно было входить в жизнь и литературу, смотреть в глаза матери и товарищей. И Семен Гудзенко жизнью и поэзией, делом и словом подтвердил глубокую справедливость своих взглядов.

        Семен Петрови»ч Гудзенко родился 5 марта 1922 года в Киеве. По окончании десятилетки он в 1939 году переехал в Москву и поступил в Институт истории, философии и литературы (ИФЛИ). Ко времени поступления в институт Гудзенко был автором не одного десятка стихотворений. Юному поэту предсказывали большое будущее. Но похвалы не вскружили ему голову. Он понимал: надо серьезно учиться и много работать. Этим продиктовано было его желание стать филологом. Однако прежде всего поэтом владела «одной лишь думы власть, одна, но пламенная страсть». Романтик-юноша искал возможности и случая отдать все свои силы, весь свой дар великому делу переустройства мира, быть равным жизни-подвигу дедов и отцов.

        Когда грянула Великая Отечественная война, Семен Гудзенко ушел добровольцем на фронт. Рядовым бойцом в составе отряда лыжников он участвовал в боях под Москвой, партизанил в тылу врага. Зимой 1942 года вместе с отрядом воевал на Смоленщине. В боях за деревню Маклаки был ранен. После излечения в госпитале ездил в Сталинград с бригадой «Комсомольской правды», работал военным журналистом. Поэт писал заметки, статьи, песни. В годы войны он создал стихотворные циклы, сделавшие его имя известным. Они были первыми по времени батальными картинами и поэтическими признаниями самого молодого поколения людей, пришедших на войну юношами, почти мальчиками, и завершившими ее зрелыми, видавшими виды солдатами.

        В записной книжке поэта есть строки:

Когда идешь в снегу по пояс,

О битве не готовишь повесть.

        И тем не менее именно здесь, в битве с врагом, она готовилась, эта «повесть»,— и стихотворение, и песня, и баллада, и поэма. Именно здесь стихи горячо задумывались и мгновенно воплощались. Сказочно быстрым было созревание талантов. Воистину военный поэтический год должен быть приравнен к трем, а то и к пяти годам мирного времени.

            «Мудрость приходит к человеку с плечами, потертыми винтовочным ремнем, с ногами, сбитыми в походах, с обмороженными руками, с обветренным лицом...» Это из той же солдатской записной книжки, из походного дневника юноши, приобретшего ранний опыт и раннюю мудрость, но далеко не ценой потери юношеских восторгов и увлечений.

        Полной и отважной жизнью солдата жил Семен Гудзенко, чуткий товарищ и умелый боец. Он был душой во всех смелых начинаниях боевой жизни: в атаке, в газетной работе, в беседе, в мирном труде армейцев. У него, писавшего много и темпераментно, были вещи разной силы На все оии написаны искренне, увлеченно, уверенно. Он не предавался воспоминаниям, а жил настоящим и будущим народа, поднявшегося на священную войну. Вот почему так быстро преодолел поэт книжность ранних своих стихов. Неприязнь к риторике, к пышнословию и звонкой фразе подчас в дни войны приводила его к балладной строгости и сдержанности. Баллада вбирала в себя опыт жизни, картины боя, характеры мстителей. Баллада как бы дисциплинировала лирическую стихию юности. Это был серьезный качественный скачок вперед. Жизнь вошла в стих — и стих ожил.
        Семен Гудзенко воспел красоту ратного подвига, солдатскую дружбу, которую берегут, как «метр окровавленной земли», взятой пехотинцами в бою, напряженность боя, величие жизни... Постепенно от начальных окопных впечатлений о войне, от первой атаки, первого ранения, первой утраты Гудзенко переходил к глубокому проникновению в смысл событий, к широкому охвату отношений людей, характеров, фактов. Поэт шел от частного, от внешней детали к сути явлений, к обобщениям, отвергая общие места со свойственным молодости пылом. От стихотворения к стихотворению расширялся и углублялся его взгляд на явления жизни, и вместе с этим укреплялось и совершенствовалось мастерство.

        Война была в стихах Семена Гудзенко не только темой. Она стала сквозным образом, плотью и кровью, ритмом и интонацией его стихов. И когда впервые после госпиталя поэт появился среди литераторов — высокий, худой, кареглазый, громкоголосый, — оказалось, что его уже знали, к нему уже прислушивались. В руках его были тетради. Он держал их при себе, хотя стихи — свои и чужие — помнил всегда наизусть. Поэт читал так размашисто, будто в руках его был молоток и он вколачивал гвозди.

        Фронт углубил и закрепил главные черты характера Семена Гудзенко. Он был порывист и открыт. В нем жила постоянная готовность тут же, немедля помочь человеку. Заразительна была его отзывчивость и чувство товарищества. Во все, что ни делал, он вкладывал душу, всего себя. Это было основой цельности его характера, монолитности его фигуры. Поступок и слово, замысел и стих — все служило людям, а значит и поэзии. Он уважительно, озабоченно, с душевным трепетом говорил о жизни, о людях, об армейской службе.
        Вот одно из ключевых стихотворений в поэтическом наследии Семена Гудзенко. Эти точные и емкие, страстные и убедительные строки выражают самые сокровенные думы и помыслы поэта.

Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.

Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.

Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.

        Это не принижало творчества. Эта возвеличивало жизнь и наше участие в ней. Это сближало поэзию с жизнью, правду с вымыслом.
        Вот почему после войны Семен Гудзенко не мог душевно демобилизоваться. Он не дал себе передышки и до конца дней своих сохранил боевую зарядку, молодой запал.

А я спешу.
                  Мне нужно до рассвета
поспеть на стройку.
                                 Я там очень нужен.
Быть нужным — это счастье.
                                                  В путь, друзья!

                                     ( Послесловие 1946 года )

        Поэт сумел преодолеть сильную инерцию недавней своей темы и быстро, творчески оперативно вошел в новые темы послевоенной жизни. Он показал себя человеком воли и цели. Поездки в Сталинград, Курск, Закарпатье, Туву, Среднюю Азию — лучшее тому доказательство. Его увлекало поэтическое открытие новых краев. Он шел подчас на очерковую описательность, на быстрый корреспондентский отклик. Но поэт знал, что отправляется в разведывательный поиск нового. И еще он знал: этот поиск оправдает себя в дальнейших творческих свершениях.

        Поездки по стране стали для Семена Гудзенко творчески необходимыми. Это не были поездки туриста. Поэт врубался в жизнь. Свою кровную тему он находил везде. Книга «Закарпатские стихи» показала этот край в ответственный исторический момент. То же можно сказать и о тувинском цикле. До этого Гудзенко сказал веское слово о победившем Сталинграде, «сталинградской тишине», о днях мирного труда. А позднее была создана большая поэма «Дальний гарнизон», едва ли не первая в нашей послевоенной поэзии талантливая и убедительная картина, показывающая Советскую Армию в условиях мира. Поэт рисует жизнь гарнизона в песках пустыни, дышащей жаром, воспевает трудность и величие повседневного ратного подвига советских воинов. 

        Но как ни велико место, занимаемое военной темой в творчестве Семена Гудзенко, нельзя сводить всю его поэзию только к этой — пускай главенствующей — теме. В своих стихах он не обошел молчанием и гнев и радость, и любовь и ненависть, и улыбку и озабоченность, и пейзаж и раздумье. Поэта привлекают все краски палитры, все голоса хора, все человеческое не чуждо его жадной до жизни лиры, полна чаша его юношеской влюбленности и восторженности. Этот рожденный в суровое время оптимизм окрасил в яркие послегрозовые тона творчество Семена Гудзенко. Как молодо, свежо и празднично выглядит его поэтический мир! Как убедительно и привлекательно это жизнелюбие!

        В последних по времени стихах поэт сумел свести воедино все свои темы и образы и заставил их служить высочайшей идее наших дней: борьбе за мир. Это традиционный образ голубя, увиденный еще в смотровую щель танка на поле боя. Это образ видавшего виды солдата-сталинградца, которому не страшны те, кто смотрит «из-за океана мутными, недобрыми глазами» на великие деяния нашего народа. Это образ девочки Катюши, дочери поэта, олицетворяющей детство послевоенной поры. Отцу так хочется,

Чтоб на зорьке девочка несмелая
собирала дивной красоты,
не от пота, не от соли белые,
не от крови красные цветы…

                       («Катюша», 1951)

        Семён Гудзенко жил новыми замыслами, спешил к новым свершениям. Все сулило успешную работу и добрый отклик читателей. Но война жестоко напомнила о себе, словно подтверждая сказанные самим поэтом слова:

Мы не от старости умрем —
от старых ран умрем.

        Он перенес две сложнейшие операции. Они принесли облегчение и вселили надежду лишь на короткое время. Именно тогда и были написаны стихи, получившие печальное название «последних». Название это дается не автором... Для него каждое новое произведение было первым. Основной мотив этих стихов: вера в жизнь, воля к жизни. Незадолго до смерти, в стихотворении «Я пришел в шинели жестко-серой...» (1952), поэт писал:

Ждет меня любимая работа,
верные товарищи, семья.
До чего мне жить теперь охота,
будто вновь с войны вернулся я.

        Семён Гудзенко умер 12 февраля 1953 года. В статьях о нем говорится, что жизнь его была короткой. Это справедливо, если жизнь измерять по календарю. Но такую жизнь надо измерять не количеством прожитых лет, а интенсивностью переживаний и значительностью совершенного дела — оставленного людям песенного наследия.

        Сказанное здесь читатель может легко проверить. В этой книге живет военнообязанный русской поэзии Семен Гудзенко Он — и это в армейских традициях — навсегда оставлен в ее боевом списке. Его образ служит примером для новобранцев стройки, армии, литературы. Для тех, кто сердцем молод.
        Лицо поэзии Семена Гудзенко открыто. Внимательные, добрые, пытливые глаза его смотрят на читателя. Глаза эти — стихи поэта.