КИЕВ
У нас окопное терпенье —
мы все смогли перетерпеть.
И осень, звонкую, как медь,
и город в зарослях сирени
оставив на краю земли,
за разбомбленной переправой,
в плену за проволокой ржавой,
с боями на восток ушли.
Но и в сугробах Подмосковья
и в топях белорусских рек
был Киев первою любовью,
незабываемой вовек.
И во сто крат я был влюбленней
там,
в сталинградском далеке.
Царапина на старом клене,
казалось,
на моей руке.
Расстрелянный —
был кровным братом,
повешенный —
родным отцом.
...Был путь один:
прийти солдатом
и двери отворить штыком.
Я по дорогам и сугробам
шел ночью, не смыкая глаз.
Я клялся верностью до гроба.
(Без гроба хоронили нас!)
Мы снова в Киеве,
дождями
промытом до голубизны.
И кажется,
каштаны с нами
весенние
пришли с войны.
...У нас окопное терпенье —
мы все смогли перетерпеть:
и окружение, и смерть.
Чтоб снова
в зарослях сирени
малиновкам до ночи петь.
Чтоб снова
молодым влюбленным
у тополя рассвет встречать.
Чтоб киевлянам запыленным
из Киева
писала мать.