КИЕВ
 
У нас окопное терпенье —
мы все смогли перетерпеть.
 
И осень, звонкую, как медь,
и город в зарослях сирени
оставив на краю земли,
за разбомбленной переправой,
в плену за проволокой ржавой,
с боями на восток ушли.
 
Но и в сугробах Подмосковья
и в топях белорусских рек
был Киев первою любовью,
незабываемой вовек.
И во сто крат я был влюбленней
там,
      в сталинградском далеке.
 
Царапина на старом клене,
казалось,
              на моей руке.     
Расстрелянный —
                           был кровным братом,
повешенный —
                       родным отцом.
...Был путь один:
                          прийти солдатом
и двери отворить штыком.
 
Я по дорогам и сугробам
шел ночью, не смыкая глаз.
Я клялся верностью до гроба.
(Без гроба хоронили нас!)
Мы снова в Киеве,
                            дождями
промытом до голубизны.
И кажется,
                каштаны с нами
весенние
              пришли с войны.

...У нас окопное терпенье —
мы все смогли перетерпеть:
и окружение, и смерть.
Чтоб снова
                 в зарослях сирени
малиновкам до ночи петь.
Чтоб снова
                молодым влюбленным
у тополя рассвет встречать.
Чтоб киевлянам запыленным
из Киева
              писала мать.