БАЛЛАДА О ДОМЕ
Запомнил он себя таким:
все было мальчику босому
здесь непонятным
и родным —
голубоватый,
невесомый,
над крышами повисший дым,
и сад, закутанный в солому,
и льдинки у отца в усах.
Он больше года не был дома
и вот опять в родных краях.
(Румын разбив на правом фланге
мы фронт прорвали у высот.
Под боевым, гвардейским флагом
дивизия пошла вперед.
Но немцы, выставив заслоны,
нас удержали у реки.
И дан приказ по батальонам:
залечь и отомкнуть штыки.
И дан приказ: построить здесь
землянки — бревна в три наката
...Но если у солдата есть
за десять верст отсюда хата,
где все чуланы
и углы
ему молитвенно известны,
где к праздникам
скребли полы,
где люди
неразлучны с песней —
не станет никогда родным
ему передний край.
Не станет.
Его
голубоватый дым
вперед сильней приказа
тянет.
Его
голубоватый дым
тревожит днем
и ночью будит.
Не будет никогда родным
ему передний край.
Не будет.
(Нам тоже было трудно ждать
и рыть просторные землянки.
Нам тоже было больно знать,
что в землю закопали танки.
Но так, как он, — никто не ждал
начала яростной атаки.)
...Упала красная звезда,
рванулись из укрытий танки.
И он рванулся
по родной
земле,
знакомой с малолетства.
Пошел под пули,
как святой,
как завороженный.
О, детство!
О, дым,
как небо, голубой!
О, дом, —
отцовское наследство!
(С утра отчаянно мело.
По горло ветер, снег по плечи.
Был трудный день. Был
тихий вечер.
Наш батальон вошел в село.
Кто знает этот миг? Безлюдье,
потрескивая, сад горит.
у опрокинутых орудий
лежат чужие пушкари.)
...А он, неистовый и шалый,
горланя песню на бегу,
вдруг,
будто раненый,
устало
стал на колени на снегу.
Здесь было все ему родным.
И сразу стало
все понятным:
и голубой,
бездомный дым,
и красные
на белом
пятна.
Мы дальше шли.
Но он берег,
как завещанье,
невесомый
жилья сожженного дымок
последнее дыханье дома.