У ОДНОПОЛЧАН

Тишина осенняя в далеком,
милом гарнизонном городке,
где стрижи
                 без устали
                                 вдоль окон
ловят свои тени на песке,
где с дерев —
                     орешин и урючин —
каждый лист достоин лечь в альбом,
а не будь арык таким живучим,
пыль стояла б лёссовым столбом.
 
Тишина полдневная.
И странно,
даже на плацу, где «вечный бой»,
не слыхать трубы и барабана,
не видать людей на огневой.
 
— Где же полк? — дежурного майора
спрашиваю в штабе, как всегда.
— Вышел в поле.
— Ждете?
— Нет, не скоро.
— Как же быть?
— А двигайтесь туда...

Вещмешок я за спину и ходко,
большаком укатанным пыля,
двинулся с волненьем первогодка
в полк родной, на ближние поля.

Получив особое заданье,
что всегда пехоте по душе,
в выгоревшем обмундированье
он стоял на главном рубеже.
 
Хлопок прошлой осенью был славный,
но, гражданский выполняя долг,
не для хлопка на рубеж свой главный
передислоцировался полк.
 
Он в песке летучем, как в тумане,
то ложился, то вставал опять,
постигая с искренним стараньем
трудную «науку побеждать».
 
Я иду, на мельника похожий,—
пыль и зной! — а вот шагать не лень.
— Эй,— кричат мне,— гвардии прохожий!
Можешь заработать трудодень!
— Что же, я не против.
Где лопата?
— Окопаться сможешь?
— Не забыл!

...Не забыл всего, чему когда-то
старшина дотошный обучил.

От арыков тень ползет сырая,
как от переправы фронтовой,
и стрижи, в потемках фигуряя,
на аэродром уходят свой.
Тишина.
И вдоль дороги хлопок,
как сугробы под Вертушино,
где полку в завьюженных окопах
право на бессмертие дано.
 
Сентябрь — октябрь 1950 г.