— Когда я начинаю говорить об этом, — сказал мне сержант Мешков, — сразу же все вспоминается, как будто снова брожу я по лесам и болотам, как будто снова слышу я гром взрывов...
        В армию Николай Мешков пришел добровольцем в первые месяцы войны. Сам он саратовский, родился в 1923 г. и в городе Саратове работал на заводе столяром.
        Был Мешков и под Москвой в дни осеннего немецкого наступления. В составе Роты капитана Гунько минировал он подступы к столице. Работа была ответственная, и требовались отвага и большое умение. Но Мешков об этих днях говорит:
        — Все хорошо, но фрицев живых-то мы и не видели. Война...
        И вот наконец он получает специальное задание и уже в 1942 году выезжает в тыл врага.
        Начинаются дни и ночи, когда часами не сходишь с лыж, когда от усталости засыпаешь, только наклонившись над палками. Николай был вынослив, и командир послал его на разведку, на заготовку продуктов для своего лагеря.
        Мешков, Гонтюров и Пронин ушли из лагеря. Был март, началась распутица, тонули лыжи, и ноги по колено проваливались в холодную жижу. Наконец друзья добрались до ближайшей деревни. Собрали продукты, можно вернуться в лагерь.
        Два часа отдыха, и снова Мешков, Гонтюров и Школьников отправляются на поиски новой, более удобной стоянки.
        Николай был неутомим. Он, казалось, мог сутками не спать.
        В тылу врага особенно сильна дружба боевых, постоянно рискующих жизнью людей.
        — И наша тройка: Школьников, Гонтюров и я, — рассказывает Мешков, — вышла на новое подрывное задание.
        Тысячи людей сражаются сейчас в тылу врага, сотни эшелонов летят ежедневно под откос, и уже становится, на первый взгляд, конечно, однотонным, обычным описание этих замечательных подвигов. Да и эта тройка, как герои Артамонова, Бажанова и Медведева, переплывала по ледяной реке, увязав все обмундирование в плащпалатки, подвесив автоматы и карабины на шеи. И они шли ночами, обходя деревни, проваливаясь в болота. У Мешкова было шесть галет, поделили на троих и шли дальше, хотя было холодно и не ели уже более суток.
        Потом пришли в хутор, расположенный неподалеку от железной дороги. Ночевали на чердаке и через просверленные дырки следили за движением немецких поездов.
        Все обычно. Поставили мины, начали отходить, и через десять минут взметнулось над проходящим составом пламя, потряс вагоны страшный взрыв, и весь поезд свалился под откос. Мешков с товарищами пробирался к лесу. Промчалась дрезина, шаря по кустам белым лучом прожектора, потом, когда уже вышли на шоссе, столкнулись с автомашиной. Залегли в кювет. Немцы провели по бойцам прожектором, дали очередь из пулемета, успокоились и поехали дальше. Но и трое встали и тоже пошли дальше и пришли в лагерь.
        — Спокойненько дошли, совершенно спокойно заложили заряд, а после спокойно ушли в лес, — говорит Мешков. Он уверен в своих силах, никогда не волнуется, когда идет на дорогу, то заряды ставит сам. И поэтому его любимейшее слово — «спокойно». Да, он очень спокоен.
        Шли дни в лагере капитана Хвостова. Николай Мешков ходил на операции с бесстрашным Василием Прониным, смекалистым и веселым парнем.
        — «Смоленский мужичок» делал все не спеша, обдумывал каждый шаг, и всегда у него выходило складно. Пронин работал хорошо...
        Это самая высокая похвала, похвала Николая Мешкова, товарища по ночным взрывам, по бессонным ночам.
        Однажды Пронин, Мешков и еще один боец лежали у насыпи. Были готовы заряды, и вдруг... окрик: «Хальт!». Еще плотнее прижались к земле. Из-за насыпи показались два фрица. Они испуганно смотрели в сторону партизан. Не двигаясь, простояли они более получаса, потом осторожно начали уходить. Пронин и Мешков поставили мины и отошли. На этот раз был подорван эшелон с углем.
        На боевом счету Мешкова эшелоны с войсками и техникой, на груди Николая, саратовского столяра, сержанта-фронтовика, — орден Красного Знамени.

1943 г.