ЭПИЛОГ

Я прошел не очень много
и не очень мало:
от привала до привала,
от границы до границы,
от криницы до криницы,
от села и до села.
И была моя дорога
и трудна и весела.

Что скрывать:
бывало грустно
и тревожно одному.
В древней крепости у Хуста,
в низких тучах, как в дыму,
я решил: пора домой,
пошатался по дорогам;
я решил: окончен мой
путь по каменным отрогам.
 
Но меня окликнул вдруг
фольклорист из МГУ:
— Поломалась бричка, друг!
Помоги!
— Что ж, помогу...

Колесо, разбрызгав деготь,
в пыль свалилось на шоссе.
Я бы мог его не трогать,
и поймут меня не все:
я забыл о дальнем доме,
позабыл обратный путь.
Бричка в цокоте и громе
понесла под облака.
Мы лежали на соломе,
захмелевшие чуть-чуть.
Кони встали на подъеме,
как меха раздув бока.
И клубился пар горячий,
будто горн у них внутри.

Только утро звезды спрячет
и начистит медь зари,
фольклорист очки снимает,
умывается росой.
Все на свете понимает
фольклорист из МГУ —
хворост с грохотом ломает,
ходит по лесу босой
и записывает песни
на некошеном лугу.
 
Песни те, что записали
на некошеной траве,
грянут в лекционном зале
в шумном городе Москве.
 
Встанут, небо подпирая,
из-за песенной строки
люди сказочного края —
пахари и горняки.
 
...Мы прощаемся.
                          И снова
мне, выходит, по пути
с агрономом в плащ-палатке.
— Не могли бы подвезти?
 
И по селам Всрховины
мы кочуем до утра.
А потом на переезде
приглашают шофера:
— Едем с нами на бумажный
                                           комбинат!
— Едем лучше на солотвинскую соль!
— Ты ведь не был в заповедниках
                                                  Карпат!
— Пригласить тебя к дорожникам
                                                 позволь!

И опять по Закарпатью
я скитаюсь до утра.
...Мы прощаемся.
                          И снова
мне, выходит, в путь пора.
 
Нет конца моей дороге
и не ждет меня порог!

Видно, снова в эпилоге
Начинается пролог.

1946—1947